Русский Медведь -2 - Страница 8

Спустя три недели. Амстердам

— Итак, господа, — произнес секретарь, начав совет директоров Голландской Ост — Индской компании. — К нам поступило предложение от царя Петра, представленное нашим гостем — господином Шафировым. Прошу вас, — он кивнул Петру Павловичу.

— Мой Государь приобрел Датскую Ост — Индскую компанию в свою личную собственность. Думаю, вам это уже известно. В связи с чем, он просит принять ее как его вложение в дело компании.

— И насколько он рассчитывает? — Поинтересовался один из руководителей.

— На четыреста тысяч талеров. То есть, хочет увеличить свою долю в общем деле до семисот тысяч.

— А земля?

— Она также отходит во владение компании. Купчая с перечнем движимого и недвижимого имущества Датской Ост — Индской компании прилагается. Согласно нашим подсчетам, не считая земли, это все можно продать не меньше чем за семьсот тысяч.

— Зачем же тогда Петр так дешевит?

— Он знает о ваших опасениях относительно увеличения своей доли, поэтому желает продемонстрировать определенную лояльность интересам компании. Авансом.

— У него есть какие‑либо дополнительные условия?

— Присутствие в Амстердаме постоянного его поверенного для координации и открытие представительств компании в Москве и в Софии — на — Сахалине.

— Еще у кого вопросы есть? — Поинтересовался секретарь, после трехминутного молчания, в ходе которого участники совещания прикидывали выгоды и риски. — Тогда предлагаю голосовать по данному вопросу. Так. Так… Отлично. Господин Шафиров, я рад вам сообщить, что озвученное вами предложение принято. В течение недели, полагаю, мы сможем выправить все бумаги.

— Замечательно, — кивнул Петр Павлович. — В таком случае я уполномочен Государем передать компании приглашение на испытание нового транспортного средства — железную дорогу.

— Можете пояснить, что это такое? — Поинтересовался совершенно бесстрастно секретарь.

— Это будет особая дорога, позволяющая перевозить тяжелые грузы от устья Невы до устья Дона. Средний путь состава, грузоподъемностью как у флейта, по нашим расчетам составит около 4 суток. Впрочем, особых подробностей я не уполномочен раскрывать. Государь не желает огласки раньше времени….

Глава 4

8 августа 1702 года. Окрестности Бреста

Станислав Лещинский, потер шрам на щеке, оставленный пулей в битве под Минском, и слегка вздрогнул. Перед ним вновь, как и тогда размещались редуты и люнеты. Жуткие, страшные. Но, к счастью, вдали не проступали те грозные пушки, натворившие столько бед. Да и вообще — русских было едва ли десять тысяч.

Король Речи Посполитой оглядел свое воинство, изготовившееся к сражению. Сто пятьдесят тысяч. В былые времена такое превосходство не могло вызвать даже тени сомнения в успехе. Но сейчас, ему было не по себе. Хотя он радовался. Сильно радовался тому, что Петр разделил свои невеликие силы и, по донесениям, направился в Ливонию, надеясь, что и десяти тысяч хватит для завершения дела в Речи Посполитой. 'Удача!' — пульсировала у него в голове. 'Ведь это настоящая удача!'

Но тянуть далее не было нужды, поэтому Станислав кивнул, и пехота двинулась на редуты, стоящие небольшим уступом.

Полковые пушки русских заработали с тысячи шагов, открыв огонь ядрами, но с весьма скромным успехом — низкая начальная скорость не давала им пускаться вскачь, прыгая по земле. Что внушало уверенность и радовало. Однако примерно с пятисот шагов открыла огонь пехота из своих грозных винтовок, ощутимо начав прореживать шеренги наступающих войск. А с трехсот — ударили картечи, прорубающие целые просеки….

Станислав предпринял три попытки штурма укрепленных позиций русских, но его войска неизменно отходили с колоссальными потерями. Даже до редутов дойти не смогли.

Смеркалось.

Лещинский с грустным видом сидел в своей палатке и думал о том, как ему выкручиваться. По предварительным оценкам его армия потеряла около пятнадцати тысяч человек, оставшимися лежать на подступах к редутам. И нужно было что‑то срочно придумывать, дабы не сточить всю армию об этот крошечный камешек.

А рядом несколько старших офицеров подбивали его завтра учинить дуэль артиллерийскую, благо, что пушки у него есть. Причем не просто так, но в качестве отвлекающего маневра, чтобы войскам скрытно обойти позиции русских, зайти им в тыл и решить все дело решительной атакой.

— Но ведь там только узкая дорога и неудобья сплошные!

— Даже если несколько рот пройдет, это вызовет переполох у них и позволит нам атаковать во фронт без столь ужасного и губительного обстрела. Предлагаю послать кавалерию. Атаковать редуты во фронт все равно ей нельзя.

— Хотите дать возможность нашим гусарам взять реванш за позор под Минском? — Усмехнулся Лещинский.

— Почему нет? Они с радостью поквитаются за обиду…

В общем, наутро, после того, как туман рассеялся, сто семнадцать пушек начали обстрел редутов. Войска же отдыхали. Лишь ближе к полудню доложился артиллерийский офицер — русские себя очень странно вели — не отвечали, хотя могли.

Послали лазутчиков.

— Проклятье! — Взревел Лещинский, когда ему донесли о том, что полдня его канониры жгли порох, расстреливая муляжи и земляные валы, в то время как русских на позициях нет и, судя по всему с ночи. А ведь сводная армия коалиции уже расположилась лагерем, полагая простоять как минимум трое суток. Нужно было срочно срываться и догонять.